Рожденные плавать. Народность самалов

МОРСКИЕ КОЧЕВНИКИ

Принадлежат к народности самалов и делятся на несколько этнических групп: оранглаут, баджао-убиан, баджао-дарат и другие. Сколько их, точно никто сказать не может. По мнению японского профессора Нагацу Кадзуфуми, численность самалов составляет около одного миллио­на человек.

 

По статистике Департамента по делам коренных народов малайзийс­кого штата Сабах, их не меньше двадцати миллионов. Племя баджао, одно из пос­ледних представителей морских кочевни­ков на Земле, насчитывает всего десять тысяч человек.

Сезон муссонов закончился: ветер наконец разогнал тяжелые свинцо­вые тучи, нависшие над коралловым островом Омадал, что в малайзийском штате Сабах. На горизонте появились лодки, прибытия которых мы ждали
на суше целых три дня. Флотилия баджао бросила якорь на прозрачном мелководье. Восемь лодок, которые на малайзийском языке именуются «лепами», были до отказа нагружены де­тьми, сетями и вершами.

Эти рыбаки принадлежат к народ­ности самалов, которые произошли
от западной ветви австронезийских народов. Но в отличие от своих со­ племенников, живущих на суше, род­ным домом баджао всегда было море. На своих океанских лодках они века­ ми курсировали между Австралией и Сингапуром, проплывая мимо ост­рова Сулавеси, Зондских островов и острова Суматра.

Выстроившиеся в ряд лепы напо­минают вереницу легковых автомо­билей, припаркованных вдоль шоссе. Белье трепещет на ветру. На носу ло­ док дымятся жаровни. В каждой лепе живут сразу несколько поколений ко­ чевников, которых в этих краях назы­ вают «цыганами морей». Это послед­ няя неоседлая ветвь многочисленного народа самалов, рассеянного по всей Азии. В наши дни племя баджао-лаут (так звучит их полное название) на­ считывает всего около десятка тысяч человек. В переводе с малайзийского «лаут» означает «море», а «баджао»… Впрочем,точное значение этого слова никто не знает, хотя оттенок у него, не­сомненно, уничижительный — что-то вроде «бродяги». И все же баджао-лаут не без гордости носят это имя, потому что больше всего на свете они дорожат своей свободой.

На берегу острова у самой кромки воды резвятся загоревшие ребятишки с белоснежными зубами. Издалека они похожи на стайку коралловых рыбок.

Один карапуз — ему от силы три года, не больше — плавает голышом в про­зрачной воде. Кажется, что в море он чувствует себя комфортнее, чем на су­ше. Мимо на лодке, выдолбленной из цельного ствола дерева, проплывает юноша. Вид у него удивленный инос­транцев без акваланга в этих краях встретишь нечасто. Туристы приез­жают сюда исключительно ради дай­винга. В прибрежной зоне штата Сабах можно встретить морских черепах,
а коралловые рифы в окрестностях крошечного острова Сипадан у север­ ного побережья Борнео славятся большим разнообразием подводной фауны. В порту города Семпорны туристы са­дятся на блестящие катера, соверша­ют на атолле несколько погружений и едут назад, нигде не задерживаясь.

Чтобы встретить баджао, нужно за­ пастись терпением. Места их стоянок на островах Малайзии одни и те же, но когда они там появятся, можно толь­ко гадать. У странствующих народов всегда так, на всех широтах и контнентах. Кочевать баджао приходится из-за миграций рыбы и изменений по­ годы. Поэтому и представление о вре­мени у них особое. Календарь бад­жао соотносится с лунными циклами.  Бесполезно спрашивать их о возрас­те: в ответ они только пожмут плеча­ ми. Многие из них родились прямо на борту лепы, но в море нет чиновников, которые могли бы выписать свидетель­ство о рождении. По той же причине у большинства баджао нет паспортов.

В лучшем случае — разрешение на про­езд, выданное властями одной из трех сопредельных стран, через которые пролегают их морские маршруты. По инициативе ООН правительства Ма­лайзии, Индонезии и Филиппин согласились предоставить этим людям без гражданства особый статус.

По-другому баджао жить не могут.

Свобода передвижения не только по­могает им выжить, но и определяет их отношения с остальным миром. Если
бы географы захотели составить карту их миграций, они изобразили бы об­ширное водное пространство, усеянное атоллами и архипелагами, окайм­ленное пляжами, мысами и деревнями на сваях. Жирным шрифтом они обоз­начили бы названия портов, в которых баджао продают дары моря, источни­ков, в которых они пополняют запа­сы пресной воды, и кокосовых рощ,
где они хоронят умерших. Последний обычай можно рассматривать как до­казательство того, что в далеком прошлом «морские цыгане» жили на суше. Согласно старинному преданию, вый­ти в море их заставило цунами.

 

 

Семья 60-летнего старца по име­ ни Калгума бен Лассауани живет в лодке. Его невестка Лемина, которой
на вид около тридцати, одета в широ­кую цветастую рубаху. Опираясь спи­ной на планшир, она варит рыбную похлебку с рисом, держа на руках годо­валого ребенка. Остальные дети, сидя­щие тут же, в лодке, рассматривают нас с большим любопытством. На крыше каюты сушатся водоросли, пахнущие щелочью.

В лодке Калгумы, главы семейного клана из деревни с острова Омадал, живут восемь человек: он сам, его жена, сын, невестка, трое внуков и маленькая племянница. Старик покинул прибрежные воды Филиппин из-за пиратов и мусульманских боевиков. Он и его близкие нашли приют в прибрежной зоне Малайзии, где можно жить спокойно, не опасаясь разбоя и грабежей.

Сбор водорослей, которые в суше ном виде используются как специи

Мы ждем возвращения Калгумы, который отлучился в деревню по де­ лам. Спустя полчаса глава семейства появляется из глубины сумерек в ком­пании сына Гулдуссани бен Калгума. У баджао нет фамилий, просто «сын или дочь такого-то». По островам хо­дят слухи, будто морские кочевники промышляют колдовством и разбоем. Но Калгума и его родные обошлись с нами дружелюбно. Один из детей открывает пакетик с конфетами, который мы захватили с собой, и торопится угостить всех ос­тальных. Воспитанность у баджао — это прежде всего обычай делиться. Я осторожно пытаюсь отстоять две се­ребряные сережки, которые юные ко­кетки пытаются снять у меня сушей.

В трюме, где живут тараканы размером с большой палец руки, мерно плещется темная вода. Беседуем мы на межэтни­ческом языке, на котором говорят мест­ные жители. Калгума жалуется: двад­ цать лет назад он вместе с семьей бес­препятственно плавал у берегов Семпорны в Малайзии, острова Минданао на Филиппинах и острова Сулавеси в Индонезии. Время от времени он и другие баджао объединялись в груп­пы и снаряжали экспедиции к берегам Австралии, чтобы наловить морских огурцов. Этих колючих беспозвоноч­ных едят в сушеном или копченом ви­ де. Главные претенденты на улов — ки­тайцы: они поедают морские огурцы тоннами и под любым соусом.

Калгума и его близкие родом с ос­трова Тавитави, который входит в со­ став филиппинского архипелага Сулу, ныне опустевшего из-за вспышек на­силия. Их семью грабили не один Раз, поэтому возвращаться в родные края Калгума не намерен. Когда его спрашиваешь, кто были эти вооружен­ ные люди, он уходит от ответа, явно из осторожности. Старик начинает описывать бандитские шлюпки с плоским корпусом и мощными двигателями, на которых можно скрыться от полиции, с легкостью маневрируя в неглубоких водах коралловых рифов.

Неужели пираты? Нет, Фронт национального освобождения Моро и террористическая группировка Абу-Сайяф — две банды мусульманских боевиков. Это они опустошают остров Минданао и архипелаг Сулу.

Последний инцидент, привлекший внимание мировой общественности, случился весной 2000 года, когда на небольшом острове Сипадан были взяты в заложники несколько ныряльщиков за жемчугом. Людей освободили благодаря вмешательству правительства Ливии. С тех пор полиция города Семпорны взяла под усиленную охрану немногочисленные туристические зоны этого региона. Но толь­ко не жителей юга Филиппин, где и по сей день царит беззаконие. Местные фермы по добыче жемчуга закрываются одна за другой. Все больше островитян — и не только баджао ищут убежище в малайзийском штате Сабах. Там худо-бедно, но можно выжить. Именно выжить. Баджао страдают не только от пиратства и поборов местных властей, но и от недостатка рыбы. В условиях жесткой конкуренции они нередко прибегают, как и их соседи с островов Сулу, к варварским методам лова. Они глушат рыбу самодельными гранатами — бутылками из-под пива, наполненными смесью бензина и нитратов. Такой способ бо­ лее эффективен, нежели ловля сетями. Баджао. конечно, сами в этом не сознаются, но теневые дельцы этого не скрывают. Еще один способ: вы­лить коктейль из цианидов, который временно парализует рыбу, в центре кораллового рифа. На китайском рынке ценится живая добыча, поэтому мероу (представитель семейства каменных окуней) может стоить в шесть раз дороже, если он плещется в садке. Последствия для экологии очевидны: страдают флора и фауна коралловых рифов. По прогнозам экологов, уже в ближайшем будущем в этих краях вымрут триста с лишним видов кораллов и пятьсот сорок видов рыб.

 Британские биологи, обеспокоенные такой перспективой, совместно с молодыми малайзийскими исследователями попытались создать морскую ферму «Тун Сакаран». Это начинание имеет простую и благо­ родную цель: сохранить биологическое разнообразие и красоты здешних мест, предоставив коренным жителям, и прежде всего баджао, надежный источник доходов. Англичане всячески поощряют тех, кто хочет заниматься разведением морской живности или водорослей, которые созревают за два месяца. Этими растениями можно будет насыщать рынок косметических средств, созданных на основе геля. Но спасет ли морских цыган крем против морщин? Сами баджао относятся к этой идее без воодушевления. Когда речь заходит о морской ферме, баджао с острова Майга только отшучиваются. Все надежды они возлагают на рыбную ловлю, но их ожидания врядли оправдаются, и они это понимают. Многие виды рыб взяты под охрану. Поэтому конкуренция между рыбаками огромная. «Кто не успел, тот опоздал», — с горечью усмехается староста одной из местных деревень. Словом, для себя баджао видят только минусы: морская ферма означает для них потерю независимости и конец привычной кочевой жизни.

Правда, некоторые из них занялись бизнесом, но совсем другим. Баджао — предпринимателей мы встретили порту города Семпорны в тени ко­ косовых пальм, под которыми они проводили деловое совещание. Работают они на большом портовом рынке, разбитом у подножия мечети. Выглядят как самые обычные дельцы — заговорщицкий вид, непременный портфель под мышкой, мобильный телефон на шее, только торсы у них обнажены — уж очень жарко. Может быть, в объятия теневой экономики их толкает резкое изменение образа жизни? Филиппинские территориальные воды находятся всего в двадцати километрах отсюда. Сигареты и спиртное там вдвое дешевле, так что перепродажа приносит неплохой доход. Не говоря уже о торговле «сьябой» — амфетамином, который везут в Малайзию, несмотря на суровые законы по борьбе с наркотиками.

Баджао, как и многие другие филиппинские переселенцы из малайзийского штата Сабах, нарушают закон не от хорошей жизни. В этом легко убедиться, побывав в деревнях с домами на сваях, которые местные именуют «кампонгами». Одна из них находится совсем близко от Семпорны. В этой трущобной деревушке с домиками на сваях под названием Палао в ужасной тесноте живут сотни филиппинских беженцев. Прогнать их нельзя – их слишком много. Переселенцы практически вынуждены промышлять незаконной торговлей — у них просто нет другого выхода.

Баджао нового поколения Сахид Мухаллам по прозвищу Армстронг с удовольствием демонстрирует нам свое сокровище — малайзийский паспорт. Он предупреждает меня, что иностранка ни в коем случае не должна отправляться в Палао без провожатого: «Ты не вернешься». Я прошу его стать моим проводником. Хижины, которые попадаются нам на пути, сколочены из кусков фанеры и железных листов. Мостки, выполняющие роль улиц, наполовину прогнили: прохожий рискует оступиться и с пятиметровой высоты провалиться в воду, где плавают помои.

Молодой юноша, приятель Сахида, приглашает меня в гости. В доме прямо на полу сидят пять женщин. Одна из них протягивает мне полугодовалого младенца: «Бери, если хочешь, дарю!» Женщины рассказывают знакомую историю: нападение пиратов, бегство, переезд в Сабах. Глава семейства указывает на алтарь, который он соорудил собственными руками, чтобы приносить дары предкам. Когда он приехал сюда в 60-е годы прошлого века, в Палао жили две сотни баджао. Сегодня их три тысячи. Не имеющих ни документов, ни собственных лодок, не смеющих мечтать о достойном будущем для своих детей. Здание школы, силуэт которой возвышается над соседним кампонгом, — неприступная крепость для баджао. Чтобы туда попасть, нужно иметь малайзийское гражданство, а его могут получить только уроженцы этой страны. Правда, детей можно отдать в мусульманскую школу, но мест на всех не хватает.

 К счастью, далеко не все баджао живут за чертой бедности.

Некоторые прочно осели на суше еще не­ сколько поколений назад. Им выпала, в общем-то, завидная судьба, присущая «бумипутра» — «сынам земли». Это название объединяет народы Федерации Малайзия.

Жимлан, староста одной из деревень на острове Омадал, принадлежит к их числу. Он — член общины сухопутных баджао, которых называют «баджао дарат». Предки Жимлана давно перешли к оседлому образу жизни. Часть деревни расположена на суше и представляет собой современный поселок, сформировавшийся вокруг небольшой мечети, которая в жизни баджао играет, скорее, декоративную роль. Многие морские кочевники про­ должают верить в духов, поэтому их нельзя назвать горячими приверженцами ислама.

Лежа на пороге самого большого деревянного дома на сваях в поселке, жена Жимлана торгует овощами и маниокой, мукой из корней тропического кустарника. Во время перерыва она расчесывает дочерям длинные черные волосы, а ее муж беседует с жителями деревни, которые пришли к нему за советом. Поглядывая то в телевизор, то на тарелку с фруктами, которые он предлагает попробовать и нам, Жим­ лан с нежностью рассказывает о баджао, тех, что живут в соломенных хижинах на другом конце деревни. Он очень хочет помочь своим братьям по крови перейти к оседлому образу жизни, ведь рано или поздно это все равно случится.

Придется ли «цыганам морей», непревзойденным ныряльщикам, способным задерживать дыхание на не­ сколько минут, ассимилироваться с сухопутными жителями? Смогут ли дети баджао сохранить древнюю связь

с морем или, став взрослыми, они пойдут работать на плантации масличных пальм, которые обрамляют бухту Семпорны и превращают первобытные леса Борнео в «биотопливо»? Неужели в эпоху глобализации люди настолько перестали ценить свободу, что этот вольнолюбивый народ будет вынужден отказаться от своих традиций?

Многие самалы, перейдя на оседлый образ жизни, прониклись страстью к лошадям. ВКота-Кинабалу, сто­ лице штата Сабах, они считаются самыми искусными коневодами и жокеями.

На остров Омадал опустились сумерки. Волны мерно плещутся о берег. Вдалеке слышны глухие удары молотка: кто-то строит лодку при све­ те не гаснущей на ветру лампы. Лепа нужна, чтобы уплыть отсюда. В темноте виднеются силуэты соломенных хи­ жин. Слабый свет, льющийся из окон, едва освещает флотилию баджао, стоящую на якоре в нескольких метрах от берега. Из лодок доносится песня. Вскоре ее подхватывает голос с суши. Песня такая глубокая, такая печальная, что кажется, будто поют ее не люди, а сама природа.

2008 год

Текст: МАРИ-ЭЛЕН ФРЭССЕ

родилась в Париже. В ка­честве специального кор­респондента радиостан­ции «Радио Франс» объ­ездила весь мир. В сво­бодное время пишет пес­ ни и детские сказки.

Фото: ПЬЕР ДЕ ВАЛЛИМ БРЕЗ  

Французский фотограф двадцать лет путешес­твует по миру, собирая портреты коренных народов разных стран, которые находятся на грани исчезновения. Баджао — лишь одно из 30 племен в его галерее.