«Лучше один раз увидеть, чем 100 раз услышать». И это неудивительно, так как 80−90% информации об окружающем мире люди получают благодаря зрению. Фотография, реклама, контент, видео и мода – что их объединяет?
В рамках уникального спецпроекта «Город как учебная аудитория» представляем Вашему вниманию интервью с профессором визуальной психологии Джером Крэйсом.
— Здравствуйте, профессор Джером! Сегодня я приготовил для Вас, несколько вопросов.
— Я очень постараюсь ответить на все ваши вопросы. Ответов на них думаю, будет достаточно будет, чтобы написать отдельную книгу.
— Профессор Джером, могли бы Вы, объяснить свое виденье визуальной социологии и ее эффективность в наше время.
— Да, я занимаюсь визуальной социологией уже лет 60.
(Визуальная социология (англ. Visual sociology) — направление социологии, изучающее социальные и культурные явления сквозь призму зрительных образов и репрезентаций (фотографий, фильмов, рекламы и прочего. [1] Прим. редактора.).
Но только в 1990-х годах я решился впервые себя назвать визуальным социологом. Социальные и гуманитарные науки имеют свою специализацию и это очень важно.
Будучи по образованию антропологом и социологом я всегда считал, что важно присматриваться к городам и окрестностям, которые вас окружают.
Глядя на маленькие масштабы и логарифмически увеличивающиеся масштабы городов. До 1990-х гг мне не приходило в голову, насколько важным будет для меня и моей практической работы, мое теоретизирование о том, как все визуально выглядит.
Я начал писать об этом в стиле приключений, о важности (визуального) видения в социальных исследованиях. Когда я вернулся к чтению классических и социальных наук, то обнаружил, что часто теоретики пишут о мире, который они сами наблюдали, и это стимулировало их говорить об этих вещах.
К примеру, Георг Зиммель и др. в книге «Метрополис и ментальная жизнь» говорили о том, как все на самом деле выглядит и насколько это важно.
Вот так все и началось. Затем я присоединился к Международной ассоциации визуальной социологии.
Интересный факт, что многие из тех, кто принимал участие в визуальных исследованиях, на мой взгляд, разбирались намного лучше в фотографии и в кинопроизводстве, чем в социологическом анализе. Для меня это важно, и это должно быть центральной осью в социологии. Сам я не фотограф, хотя и фотографирую.
Для меня, то что я вижу и то что я фотографирую, содержит определённые данные, которые нужно интерпретировать и записывать.
Мне важно понять, почему вещи выглядят такими, какие они есть.
И почему они так выглядят?
Почему люди определенные вещи про которые говорят чувствуют так или иначе?
Одно из моих первых исследований, было по сути об афроамериканском сообществе, где я жил. И я был поражен тем фактом, что люди считали район, в котором я жил, негативным местом. Это был позорный район в Нью Йорке. Но мне казалось, когда я гулял, разговаривал со своими соседями и работал с ними, что мой район был все таким же хорошим местом. Посторонние же люди, особенно «белые», боялись войти в этот район. А потом меня осенило, я должен был понять это давным-давно. Мои окрестности не выглядят, как весь мой район.
Мы истолковали, как он выглядит, и это было отражено в моих работах. С тех пор я фотографирую.
Объездил, около сотни городов по всему миру, и, по сути, находил точно такие же места. Обычно я вообще ничего не ищу. Все, что я хочу сделать — это испытать исследуемый город, испытать его окрестности и в некотором смысле понять его эффект. Это похоже, как раз, на то, о чем Вы делаете свой проект, Вы назвали ваш проект «Город как учебная аудитория».
Знаете, я тоже студент. Я изучаю и сегодня города. Прогуливаясь по районам города я наблюдаю за всем, что меня окружает. Я изучаю социальную жизнь, изучаю людей. И я стараюсь быть настолько объективным, насколько это возможно.
Прежде всего, я пытаюсь объяснить себе, почему я так или иначе чувствую те места, через которые я прохожу. Несколько раз я писал об этом, как о центральной проблеме.
Когда мы прогуливаемся по окрестностям, например, как туристы, мы обращаем внимание на совершенно разные вещи.
Мы должны задаться вопросом, почему эти вещи вызывают у нас страх?
Или почему это кажется нам доброжелательным?
Почему, мы думаем, что одни люди опасны? И почему мы считаем, что другие люди наоборот, не опасны для нас?
Другими словами, это и есть социальная жизнь. Если Вы, посмотрите на социальную жизнь с точки зрения визуального осмотра — то это приведет к выявлению многих вещей.
Поэтому, я подчеркиваю в своих работах важность, чтоб люди, являющиеся социологами или учеными-социологами воспринимали более серьезно и придавали больше значения тому как выглядят определенные вещи в их работе. Важно это не откладывать на будущее.
Визуальная социология и визуальные подходы все чаще используются в наши дни. Технологии облегчили людям использование фотографий и видео в работе. Часто изображение выступает в качестве «послевкусия» или иллюстрацией этого вместо того, чтоб быть его источником.
К примеру, когда кто-то хочет рассказать о расизме, они добавляют пару фотографий или киносъемку, в качестве иллюстрации того, о чем сообщают.
У меня это вызывает противоречие.
Ведь можно предоставить выбор тому, кто смотрит фильм, самостоятельно решить, это о расизме или только разговор о расизме. В зависимости от того как это изображено в фильме – также люди будут и реагировать.
Необходимо учитывать следующее, наш взгляд на вещь и фотоснимки этой вещи всегда будут отличатся от того, что мы видели изначально. Мы всегда должны это помнить. Это то, как люди и сообщества представляют себя в жизни.
Как социологи-ученые, мы ходим по окрестностям и наблюдаем, описываем, говорим об этом, фотографируем. Наш продукт всегда будет отличатся от оригинала. Мы всегда должны это понимать и осознавать, что будет некая разница.
— Какие изменения в структуре городов являются наиболее значительными и как они влияют на отношения между людьми?
— Это сложный вопрос.
Если мы посмотрим на это с точки зрения технологий, то, ранее главными образом повлияли транспортные технологии и строительные технологии.
В настоящее время это виртуальные технологии, интернет и т. д., которые, радикально изменились в городах, скорость их изменений увеличилась и продолжает увеличиваться.
Каждое из этих технологических изменений влияет на то, как люди взаимодействуют друг с другом.
Если мы посмотрим на такой город, как Нью-Йорк, то здесь технологии строительства, транспорта и связи фактически привели к большей сегрегации между различными классами населения и этническими группами. Потому, что им больше не нужно напрямую делить пространство друг с другом.
Это довольно интересно для изучения. Поэтому мы рассматриваем Нью-Йорк как город, который становится все больше, с Манхэттеном в центре, с точки зрения классов и рас.
И я считаю, что это является прямым следствием изменений в технологиях, которые больше не требуют близости друг к другу, и взаимодействия между людьми.
Чем больше у Вас взаимодействий, тем больше вероятность того, что Вы, будете общаться с людьми, которые отличаются, не похожи на вас. А это происходит все реже и реже. Например, те, кто не работают сегодня, т.к. из-за Covid-19 произошло большое сокращение рабочих мест.
Но если Вы, вспомните о людях, которые работают на Уолл-стрит, скажем, брокеров и т. д.
Они работают в одном месте. Они взаимодействуют только друг с другом. Они живут в зданиях, где люди такие же, как и они. Их поездки на работу, возможно, это одно из немногих мест, куда они могут перемещаться за день, если они еще используют общественный транспорт, что уже вряд ли.
Когда они отправляются в отпуск, они едут в места, где они будут наедине с собой.
К примеру, служебный персонал, с которыми брокеры очень мало общаются. Они в незначительной степени взаимодействуют со своими работниками в одних зданиях. Они не общаются с людьми, которые убираются там, где они работают. Они также не общаются с работниками сферы обслуживания в тех местах, куда они отправляются в отпуск.
Довольно интересно, что технологии увеличили возможность процесса сегрегации и разделения. Особенно между людьми на более высоких уровнях общества и на более низких уровнях.
И эти люди практически не общаются и не взаимодействуют между собой. Это значит, что социального взаимодействия не так много. Я бы даже сказал, если Вы, посмотрите на кого-то, кто живет в дорогой квартире, то уборки там все чаще производятся службы с анонимными работниками.
Таким образом, они как бы сторонятся друг друга, и не взаимодействуют.
Главное изменение, которое я бы выделил сегодня, основным, как я уже вам говорил, это коммуникационные технологии, в частности интернет и личное общение.
В городах мы также можем наблюдать странную картину. Часто люди, попадая в общество, где у них есть возможность общаться друг с другом, очень часто при этом «сидят в мобильном телефоне».
И что еще хуже, сидя в мобильном телефоне, они при этом даже не держат его в руке. Используя наушники, и все чаще наушники Bluetooth (аирподс).
Я осматриваюсь, фотографирую, например, людей в парках, в толпе. Все реже и реже сидящие рядом люди разговаривают друг с другом.
По утрам я бегаю. И в это время я вижу много людей в таких наушниках, они слушают музыку, или ведут беседы с людьми «на другом конце провода».
Они не разговаривают со мной, они не разговаривают с окружающими. Кажется, что это одна масса людей, но это не совсем так.
В виду своего возраста, со временем, я стал бегать все медленнее и медленнее, для того чтоб сделать фотографию,
Я впервые побежал около 40-ка лет назад. Тогда я бы увидел примерно такое же количество людей, бегающих трусцой, и мне могло бы встретиться много тех, кто мог бы сказать по пути, что-то вроде:
“Ты слишком медленно бегаешь”, или они могли бы сказать “Привет!”, они могли бы сказать “До свидания” и т. д. Сегодня бегает то же самое количество людей, но они уже совсем не разговаривают друг с другом…
Даже когда я вижу, разговаривающих в группах людей, у многих из них iPod в ушах. Когда они разговаривают, их разговор может внезапно быть прерван, звонком (по работе или членом семьи).
Это главное, и это меняет характер наших городов.
Мы видим очень много людей, сегодня вышедших на улицы, произошедшая недавняя трагедия смерти Джорджа Флойда, поспособствовала этому, где чернокожие люди выходят на демонстрации “Black Live matters” “Черные имеют значение”. Я в некой степени рад этому, рад видеть сплочение. Хотя это может быть плохо для борьбы с COVID-19.
В некотором смысле, это означает для меня, некую надежду, что разные люди, начинают взаимодействовать друг с другом в публичном пространстве.
И это, в свою очередь, отражается, в социальных сетях, мы увидим увеличение этого явления.
Таким образом, это интересная вещь, где медиа электроника, может быть использована для объединения людей.
Но что это дает городу? Я помню, что одним из вопросов, которые у вас был, это вопрос о городском менталитете.
Этот вопрос затрагивал еще ученый Георг Зиммель в книге “Метрополис и ментальная жизнь”.
Это то, о чем говорит городской житель. Как он думает, как это его двигает и т.д. Эта предпосылка взаимодействия с другими людьми была всегда. Это давало вероятность того, что Вы, будете взаимодействовать с людьми, от которых вы отличаетесь.
Вы можете жить в племени, вы можете жить в любом месте мира, но вы все равно будете общаться со своими родственниками, со своими членами клана или со своими близкими и т. д. То, что происходит в городе, проистекает из этих отношений и взаимодействия людей между собой. Разные люди, с разных слоев общества, разные этнические группы, люди с разными религиями и т. д.
И эти взаимодействия могут быть не всегда позитивными, люди могут не любить друг друга. Все это и составляет социальную жизнь.
Вспомним некоторые научно-фантастические фильмы, где человек полностью погружается в виртуальную жизнь.
Когда человек не контактирует с другими людьми и полностью погружен в себя. В его голове происходят самые разные процессы, будто он робот на космическом летающем корабле — вот это для меня означает конец социальной жизни.
Когда мы находимся рядом физически, мы чувствуем окружающий мир, чувствуем запахи, можем прикоснуться к друг другу. Это совершенно отличается от виртуальной жизни которая сейчас повсеместно.
_____________________
Вот почему города были так важны для развития практически всего.
Джейн Джейкобс говорила о том, что города — это места, где на самом деле происходят сельскохозяйственные инновации, т.к. люди приходя на рынок делятся тем, что у них есть, и т. д.
Вот о чем я говорю.
К примеру, почему Китай сейчас так хорошо справляется со многими проблемами и явлениями.
Я не знаю, были ли Вы, в Китае… Но это совершенно другое чувство, когда массы людей действуют сообща. И я думаю, благодаря этому, именно в Китае, с точки зрения будущего, будут происходить инновации.
И если представить эту же картину в Нью-Йорке, где мы видим еще процесс разделения, то это было бы разрушительным с точки зрения инноваций.
В американских городах, мы видим все больше и больше высших элитных классов населения.
Так называемая «элита общества» отделяется от других людей уже на стадии поступления в ряд государственных школ. Происходит перемещение их детей в частные школы, и частные школы становятся все более элитными. Затем дети переходят из элитной частной школы в элитный колледж, на элитную работу, переезжают в элитное место для жизни и так далее.
По моему мнению, это способствовало падению Британской империи, «разделение» людей. Такая жесткая классовая структура, ограничивает способность людей быть мобильными, быть экономически мобильными, быть социально мобильными.
— Профессор, Вы, много лет изучали Бруклин. Сравнивали ли вы когда-нибудь Бруклин с другими городами? Если да, то какие из них будут ближе всего к нему?
Люди в действительности не живут в больших местах. То как говорят где люди живут, не совсем правильно.
Вы, можете находиться в Одессе, или я могу быть в Бруклине, но я живу в районе, который описываю многие годы, который теперь еще и супер-джентрифицированый, гипер-джентрифицированый, супер разнообразный.
Большинство людей, которые используют эти термины, очень мало понимают, что происходит на самом деле.
Я смотрю вокруг, я вижу своих соседей, большинство из них — люди со средним уровнем дохода и с разных этнических групп. Здесь очень мало афроамериканцев, но есть и другие группы и т. д.
Я думаю, Вы, могли бы повторить подобные наблюдения и найти их в разных городах, где есть районы среднего класса жителей. Когда я, например, приезжаю в Бруклин и смотрю на бангладешский район, или еду в Бруклин, и смотрю на итальянский район, или еврейский и т. д.
Я могу найти такие места и в других странах мира.
— Один из ваших научных интересов — итальянские общины в Бруклине. Каковы особенности итальянских сообществ и чем они отличаются от других?
— Да, это были давние проекты, в которых я участвовал.
Для многих — это может выглядеть странно. Обычно люди, изучающие общественные науки, концентрируются на чем-то одном. Занимаясь одним, исключают все другие направления. Вы, должны знать, что мое изучение итальянского соседства в Бруклине произошло из моего исследования афроамериканских кварталов в Бруклине. А иначе говоря как люди видят «черные кварталы».
Это заставило меня задуматься о других группах людей, у которых есть свои образы или стереотипы о соседях.
Когда я работал над афроамериканскими кварталами, я видел чужие заявления, что даже чернокожие кварталы со средним и выше среднего уровня доходом, воспринимаются как трущобы.
Приезжая в эти районы, и зная, что они уже выглядят не так как ранее.
Но в голове осталось изображение того какими эти районы были раньше, а также образы людей, которые жили в этих кварталах. Это то что я на самом деле понял.
Мы с моим другом активисты. Я очень активно вовлечен в организацию разных акций в районах.
Так вышло, что мой друг, который был активистом в итало-американском сообществе, знал о моей работе в черных коммунах.
Как то он заявил мне: «Ну, Джерри, вы наполовину итальянец! (семья моей матери из Сицилии). Он сказал, почему бы тебе не пообщаться с итальянцами».
И я согласился.
Одной из больших проблем в то время в итальянских кварталах в Бруклине был стереотип об итальянских американцах и их итальяно-американских кварталах. Он заключался в следующем, чтобы быть отсталым с точки зрения прогресса, и в отношении некоторых других вещей.
Например, мафия доминировала над всеми этими стереотипами в этих районах. Поэтому я стал участвовать в организации сообщества в итальянских кварталах для решения проблем.
Был еще один стереотип относительно итальянско-американского сообщества, будто это сплоченные сообщества, у них нет преступности в кварталах и т.д.
Я обнаружил конечно, что это не так.
Я также обнаружил, что слишком многим итальяно-американским детям, не очень хорошо в школах. И много других стереотипов относительно социальных проблем в итальянском сообществе, что противоречило общим стереотипам.
Я начал это изучать и быть активистом. Затем, когда я проделал работу, поскольку мне также нравилась фотография, я начал понимать, что эти районы, такие же как я встречал по всему Нью-Йорку.
Я фактически был основателем общегородской итало-американской организации под названием AMICO (американо-итальянская коалиция организаций).
Далее я начал изучать все эти разные места.
Интересно, что много живших в этих районах людей никогда никуда не путешествовали, дальше своих районов.
Они ходят на работу и возвращаются домой.
Я удивлялся, что все эти районы имели визуальное сходство — определенные цвета, определенные типы магазинов, их сады, то, как они украшали свои дома, как делали любые другие вещи. И то, как они общаются на публике, их поведение.
Я видел все эти вещи, и фотографировал их конечно.
В статье для журнала по архитектуре и дизайну, в которой я описал это сходство. Я не могу прочитать их с ног до головы, но некоторые вещи, которые не являются уникальными для итальянцев бросили мне вызов снова. Нет ничего уникального для кого-либо.
Что значит уникальность — это сочетание разных вещей.
Итак, одна из самых важных вещей, которые я обнаружил в итало-американском сообществе, это то, что акцент на частной собственности важнее, чем на государственной собственности. И это очень и очень важно.
Чтобы это более наглядно объяснить, к примеру, у них вызывало большую озабоченность, то что находится перед их домами. На что похож их дом, есть ли сад перед домом. Это очень важно для них, и они украшали дома по-своему. Они очень обеспокоены тротуаром перед своим домом, где ходят люди. Даже обеспокоены поворотами улицы перед домом. И есть также идея, что, поскольку вы сосредоточены на частной собственности, это идея экспроприации общественного пространства. Другими словами, пространство перед их домом, которое является публичным, действительно является якобы их собственностью, и они беспокоятся об этом. Беспокоятся о том, кто ходит по нему, кто его использует, кто там стоит и т. д.
И я обнаружил, что все итальянские кварталы визуально схожи, характер подачи может быть разный, но используются одни и те же цвета, например, одни и те же растения.
К примеру итальяно-американская культура, конечно же более приватна, поэтому они обеспокоены частным и более скрытны.
Еще одна из вещей, которую я обнаружил при сравнении. Во время изучения польских кварталов — польские окна имеют тенденцию быть более открытыми, у них есть витрина. Тем временем, как Вы, можете видеть у итальянцев, как правило окна закрыты, чтобы люди не заглядывали к ним в дом.
В то же время поляки ставят цветы на свои подоконники, потому что они хотят показать вам себя с хорошей стороны и т. д. Я расскажу об этом больше, если Вы, захотите немного позже.
Важно не то, чтобы район выглядел красиво, помимо красоты есть более важные вещи.
Проблема началась, когда итальяно-американские коммуны решили, что должно быть в их районе, а чего не должно быть. Безусловно, каждый думал о себе, переживал о своей семьей, переживали о том, что их дети будут проживать и играть в одном и том же соседстве с другими.
Наблюдалась тенденция, чтоб их дети во что бы то ни было жили в одном районе с ними.
Я наблюдал, что их районы были более-менее однородным. Итальянцы, как правило, арендовали и продавали жилье только членам семьи или другим итальянцам и т. д.
Очень осторожны с «чужаками», очень оборонительны, еще один из стереотипов. Но это был справедливый стереотип.
Знаете ли Вы, о том, что в Нью-Йорке был целый ряд различных инцидентов, когда цветные люди из разных стран сталкивались с проблемами в итальянских кварталах. Это интересная область для изучения.
Часть моей работы была также связана с обучением людей, пытаясь заставить людей быть более восприимчивыми к этому.
Я не слишком много работал по итальянской коммуне, потому что для итальяно-американцев в Бруклине феномен заключался в том, что по мере того, как город менялся, он становился все более и более афроамериканским, карибским, латиноамериканским и т.д.
Большое количество людей покинуло город, а Итальянские-американцы были последней группой населения, переезжающей в этот район. Дальше, когда их становилось много в районе, они переезжали в другие районы, которые становились итальяно-американскими.
— Не могли бы вы рассказать о ваших методах исследования?
— Метод, который я использую очень простой. То, что я делаю иногда совершенно случайно происходит. Я не буду рассказывать о разных случайностях, но то что происходит, часто происходит благодаря тому, что я ношу камеру с собой.
Но когда я занимаюсь реальными исследованиями, то в первую очередь, я учусь, я читаю и смотрю об этом. Например, я исследую сообщества китайских кварталов. Перед этим необходимо проделать много работы.
На протяжении своей жизни я много раз посещал китайские кварталы, но не изучал Китай. Когда я решил, все-таки изучать китайские кварталы, я много прочел о них. Я много читал, что писали другие люди о китайских кварталах.
Я писал о них, объединяя их опыт. Мне было особенно важно читать о китайцах и говорить с ними о Чайна-тауне.
Написано много литературы об этом и снято фильмов. Благодаря этому люди получали идеи и понимание китайских кварталов.
Иногда говорят, что Китайский квартал похож на маленькую Италию — опасный, мрачный и темный район. Но это такой же стереотип. Поэтому перед исследованиями я занимаюсь чтением, слушанием, и просмотром материалов. Мой метод — это, то, что мне нравится делать. Хоть и не является чем-то исключительным для меня.
Я люблю гулять пешком. Следовательно, до того, как я собираюсь в путешествие я составляю карту. До этого, я нахожу людей, которые смогут подробно рассказать детали.
Например, кто-то скажет это Китайский квартал в Чикаго, это Китайский квартал в Лос-Анджелесе, это Китайский квартал в Сан-Франциско. Таким образом у меня появляется план, карта.
И когда у меня освобождается время, я еду в эти места: Чайнатаун в Бостоне, Чайнатаун в Филадельфии, Чайнатаун в Вашингтоне, в округе Колумбия. Все эти все места я ранее посетил.
Так вот, когда у меня есть карта я беру свой фотоаппарат. Кстати, я не использую дорогие камеры, я использую принцип: «наведи и снимай». Я не могу назвать себя фотографом, хотя я делаю много снимков.
Я не беру с собой дорогостоящее оборудование чтоб фотографировать, потому что, хочу максимально использовать прогулку по местности.
Последнее время я все чаще делаю фотографии. Я не люблю делать видео. Чаще всего я придаю особое значение объективам. Я разработал такой метод для себя. Когда я прохожу по местности, где меня особенно заинтересует что-то — я сосредотачиваюсь на этом и снимаю. Я делаю фотографии, которые мне дают некие маркеры.
Другими словами, то к чему я смогу вернуться позже. Маркером может быть уличный знак или что-то похожее.
Своим ученикам с университета я говорю:
«- не привлекайте к себе внимание людей, потому что если Вы, это будете делать — люди ответят вам».
Что я имею ввиду, когда люди видят, что их фотографируют, они начинают позировать. Это не то, что нам нужно. Задача показать то, как люди живут обычной жизнью, что-то делают. В такой момент необходимо стать обычным предметом интерьера. Просто находиться рядом.
Если я знаю, что не смогу вернуться в какую-то местность, то я стараюсь несколько раз в день пройтись в разное время. Но в большинстве случаев нет такой возможности. В финансовом плане, я не тот человек, который может себе это позволить. Хотя это было бы здорово.
Как-то в свой отпуск, я поехал в Краков. Взяв, с собой группу краковских студентов с Ягеллонского университета, с которой мы прошлись по городу и много на фотографировали.
Заранее до прогулки я им показал фотографии, которые сделал еще в 1997 году. Затем мы сравнили сделанные фото и фото которые я им показывал.
При сравнении мы очень удивились, разница была в два года назад. Это очень хороший проект. Я и сейчас так делаю.
Всегда помните, что камера у Вас, как бы, отсутствует.
Если у вас увидят фотоаппарат, то вряд ли захотят, чтобы их сфотографировали. Да, конечно я мог бы сфотографировать их и показать им фото. Но я не буду этого делать, ради того, чтобы понять происходящее, не отвлекая их от их жизни. Бывает, что кто-то машет из людей, некоторые здороваются.
В некоторых местах нет особых проблем, потому что это туристические места. Но когда Вы, выходите из роли туриста, Вам становится труднее и опаснее передвигаться.
Так я делал в Китае. Во время прогулки по опасному району, я прошелся по боковым улочкам. Но проблем у меня не возникло.
Вот такой метод. По окончанию работы, я делаю записи о том, что, на мой взгляд, является самым важным из проделанного.
Сейчас у меня уже есть десятки тысяч фотографий, и как только я получаю фотографии я начинаю их раскладывать, пытаться привести их в какой-то порядок. Я сортирую их по годам, расставляю их по местам, и по темам.
Например, дизайн китайских кварталов или по бедность, бездомность. К сожалению, бездомные люди встречаются по всему миру. Это метод сбора данных. Но помните, что метод сбора данных — это не просто чистый эмпиризм, это входит в него заранее.
Все проходит до того, как вы приступаете к исследованиям. Точно также человек должен обучиться всему необходимому до того, как приступит к практике.
У Вас есть предположения, теории, Вы читаете работы других людей, с которыми вы согласны, или не согласны, либо те с которыми вы говорили о местности.
У Вас также есть свое представление о том, что Вы, делаете. Так меня учил мой наставник, которого звали Феликс Гросс, он умер, когда ему было сто лет. Замечательный человек был. Так что вот мой метод.
Резюмируя – это правильное обучение, простая фотография, я называю эти снимки snapchat, которые впоследствии становятся своего рода исходными данными. Я осматриваюсь, интерпретирую, а потом смотрю на свои снимки и сравниваю.
Я буду рад поделиться книгой «Видящий город», и вы сможете увидеть эти фотографии, которые были отобраны из порядка 10000 фотографий.
Всего было выбрано 62 фотографии специально для этой темы, которые Вы, сможете увидеть в этой книге. Хотя я сделал гораздо больше фотографий.
— Как этнические, религиозные и расовые конфликты влияют на эффективность или «судьбу» городов в целом?
— Это важный вопрос. Я думаю, что прежде всего из-за того, что во многих городах сегодня большой наплыв новых людей.
Как по мне, мы должны вернуться немного назад. Что такое культура города?
Если мы говорим о городе, а не о стране, то возникает связь с названиями городов, в которых есть разные культуры.
Может быть, они имеют много общего друг с другом, но у них разные культуры. Так что же такое культура города? Я разработал в свое время курс, который назвал “Культуры городов”. Не просто культура, а именно «культуры» во множественном числе. Потому что у них разные культуры и разный исторический опыт. У них разные группы населения, разная экономика, разная политика и т. д.
Я думаю, это первое, что отличает их. Это одна из причин, по которой Нью-Йорк намного лучше справляется с интеграцией групп, чем другие города. Так как это город, у которого есть многовековой опыт в этом плане.
Я мог бы добраться до других городов в Соединенных Штатах, но у нас в Нью-Йорке довольно открыта и развита культура терпимости.
Разве любовь не означает терпимость к различиям? Толерантность к различиям, терпимая толерантность.
Это проистекает, из того, что город осознает важность прихода новых людей. Возникновения застоя миграции населения, приведет город в упадок.
Для того, чтобы Нью-Йорк преуспел, он должен привлекать новых людей. Фактические исследования показывают, что городские власти в Соединенных Штатах, поступили правильно во время кризиса экономики в 1970 годах, когда привлекали мигрантов в свои города.
В этом случае, иммиграция была положительной и это было признано.
Бизнес-сообщество реализует этот путь разными способами. Даже зная, что могут быть противоречия в разных частях этого города с другими группами общества. Ведь не все люди открыты для других, из-за разности культур.
То, что я Вам, выше объяснял с точки зрения войны между группами итальяно-американцев, с точки зрения православных или евреев. Таким образом, городские сегменты могут не реагировать на это, но это все еще происходит. Прямо сейчас в Нью-Йорке присутствует самая новая большая группа иммигрантов, которая не была расселена ранее, — это азиатская группа.
И за этим интересно наблюдать. Возникают сопротивления в некоторых кварталах. Это трения в районах, где итальяно-американское население, православное, еврейское население, и другие группы населения, которые более однородны и между которыми не обязательно возникает насилие.
Есть еще одна интересная вещь, о которой Вы, возможно, захотите подумать — это «джентрификация». Она также может изменяться, поскольку есть некоторые сообщества, особенно в некоторых афроамериканских общинах, где люди противостоят молодым белым людям, переезжающим в их районы. Иногда их называют переселенцами колониализма. Но пока в Нью-Йорке существует общая культура принятия различий преобладает над изменениями. Это дает возможность городу не только выжить, но и процветать из-за этих перемен.
— Возможно вы хотели бы что-то добавить?
— Я думаю, что Ваш проект является прекрасным, правильным проектом. Он может быть образовательным ресурсом для многих людей на всех уровнях.
Я старался говорить с вами как с академиком, и как человек с человеком. Мне была приятна наша беседа. Не часто я выступаю с презентацией. Мне действительно нечего добавить, кроме как сказать, что я очень благодарен за эту возможности поговорить с Вами и Вашими коллегами.
Я говорю «до свидания!»
— До скорой встречи, профессор. Спасибо Вам большое за уделенное нам время.
Интервью провел журналист Мирослав Бекчив
