Сегодня визуальная социология является важным и авторитетным источником для научной и деловой активности. Визуальные методы становятся неким «мостом» между ученым и обществом.
Специально для журнала «Экспедиция» научный сотрудник НИИ Памяти Ирина Игоревна Лопатюк провела беседу с профессором, с действительным членом Экспедиционного корпуса, доктором философских наук, профессором кафедры социологии Запорожского национального университета, академиком УАН Максимом Анатольевичем Лепским.
Максим Анатольевич, журнал «Экспедиция» рад приветствовать Вас! И сегодня на повестке дня у нас достаточно любопытная тема, весьма динамично развивающаяся. И тема эта не просто научная, фундаментальная и методологическая, но и крайне примечательная для всех, кто интересуется раскрытием тайн, обнародования фактов и, самое главное, проверки их на предмет достоверности. Предмет сегодня нашего с вами разговора – визуальная социология. И вам, Максим Анатольевич, как профессору, как знатоку истории, как уроженцу Украины, в первую очередь, хотелось бы задать вопрос, что есть визуальная социология, как эта дисциплина понимается в научных кругах?
— Дело в том, что визуальная социология – это, безусловно, направление, которое получило новую жизнь после 70-ых годов. Предыстория начиняется с исследования визуальных явлений в больших и малых городах Георга Зиммеля (немецкий философ и социолог, один из главных представителей поздней «философии жизни»); вообще очень интересный автор формальный социологии. Далее, как известно, возникло немало интересных исследований визуальной антропологии. Так, изучение примитивных племен (или как в то время считалось «не очень развитых племен») всегда было связано с фиксацией фактов с помощью фотоаппарата и фотографий. Несколько десятилетий спустя, после так называемой победы позитивистского направления в социологии, визуальную социологию несколько «отодвинули в сторону», поскольку согласно общепринятой на тот момент тенденции ряду учёных более импонировало изучать массовые явления с помощью статистики (попытка выйти на строгие статистические методы). Однако возвращение к визуальной социологии все-таки произошло и произошло успешно.
Что же такое «визуальная социология»? В социологии выделяют несколько уровней; визуальная социология связана, как с мета-уровнем, когда нужно работать с теорией, так и с «теорией среднего уровня», что в 1947 году обосновал Роберт Мертон.
Можно визуальную социологию направить в политику и в экономику, в архитектуру, и не только. Дисциплину более относят к эмпирической социологии, но не в том виде, когда ведётся работа просто с количественными данными, но это работа с любым визуальным материалом. Поэтому визуальная социология обладает своим предметом, своими значениями. Например, видный аналитик Майкл Хилл пояснял такой принцип: важно, на что в предметном поле визуальной социологии направлена фиксация момента. В визуальной социологии также рассматривают, например, образы, которые зафиксированы посредством фотографии; как эти образы впоследствии транслируются в СМИ, или, например, если мы выбираем изучение исторических фактов, многослойности общества: как их суть проявлялась и транслировались в визуальных формах, в формах, создающих образы.
Кроме этого, ещё существует визуальное измерение социального взаимодействия. Безусловно, кода мы взаимодействуем в определённых формах, мы выбираем одежду, выбираем некую жестикуляцию, скорость речи и т.д. Однако непосредственная фиксация визуального проявления всегда будет связана с визуальной социологией. Более того, отдельного внимания заслуживает направление «социология визуального искусства». Экспедиционный корпус часто фиксирует, прежде всего, архитектурные, символические и другие формы, проявляющие социальное взаимодействие или отношения людей или даже долговременные процессы. И в данном ключе важно, что визуальная социология – не только отражает микроуровень — взаимодействия межу конкретными людьми, но и макроуровень, долгосрочных периоды. И этот принцип как раз взят на вооружение экспедиционным корпусом.
Кроме того, представлены очень интересные исследования социальной организации посредством визуальных технологий, а именно: как технологии влияют на формирование социальных взаимодействий и институтов. Например, находясь в храмах, мы обращали внимание на изображения, на скульптуры – это формы визуального искусства, как таковые — это формы визуальной технологии прежних эпох. Позже, с появлением фотографии, подход визуальных технологий несколько изменился, особенно существенной является роль аналоговой фотографии, (плёночной). Сегодня трудно себе представить исследователя или журналиста без фотоаппарата. В условиях современного цифрового общество (digital society) наличие фиксирующих, фотографирующих устройств – немаловажный аспект, да и как таковых фотокамер — огромное количество. И более того, у каждой — свои особенности.
Часто визуальная социология в определении предметного поля визуальной социологии обращается к работе Майкла Хилла. Он выделил пять проблемных полей, ареалов: (Hill M. R. Exploring visual sociology and the sociology of the visual arts. Monticelli: Vance Bibliographies, 1984. Р. 6–7): Определение предмета. Каковы социальные факторы, которые влияют на видение? Что определяет способ видения вещи и способ придания значения тому, что мы видим? Каков характер, роль и институциональная организация визуальной́ символики в социальном конструировании реальности? Какие идеи в понимании характера и организации общества могут быть отчетливо показаны через анализ изображений?
Социальные образы в средствах информации. Определенное внимание должно быть направлено на фотографии, телевидение и кинофильмы. Должны быть рассмотрены содержание образов в развлекательных программах, информационных программах и рекламе. Важны для исследования контроль и управление образами в СМИ, осуществляемые корпорациями и социальными институтами в целом.
Визуальные образы в СМИ инициируют социальные изменения или просто отражают происходящие изменения? Визуальные измерения социального взаимодействия. Внимание здесь может быть сосредоточено на невербальной коммуникации и создании имиджа тела. Какими способами одежда и мода проявляются как символы статуса и власти? Какие имиджи тела используются в художественной среде, а какие — в повседневных невербальных коммуникациях? Каким образом ландшафты предстают как средства передачи смысла в различных типах социального взаимодействия?
Социология визуального искусства. Другое направление связано с исследованием социального содержания искусства и как художественного мира, и как институциональной сферы. Кто приходит в художественные музеи и почему? В какой степени искусство является автономным от других институтов? Какова степень связи искусства с другими институтами? Каковы отличительные характеристики символического языка в визуальных искусствах? Какие социальные значения накладываются как культурный багаж на символы в визуальных искусствах?
Визуальные технологии и социальная организация. Каковы последствия главных событий в развитии визуальных технологий — фотографии, кинематографа, телевидения, цветной печати, копировальной техники, компьютерных программ и т.д.— для семьи, образования, политики, бизнеса и других сфер? Какую роль семейные фотографии играют в структурировании личной истории? В какой степени основные социальные институты управляют развитием и использованием визуальных технологий? Каковы наилучшие способы применения визуальных технологий в изучении общества, в образовании, в целом в создании «человека понимающего».
Рассматривая предметное поле визуальной социологии, где Майкл Хилл выделил пять составляющих, однако их можно выделить и больше. Сошлюсь на интервью Джерома Красса с Олегом Мальцевым, в котором профессор Красс пояснял: визуальна социология — это все, что работает с визуальными средствами. В частности, любые изображения. И здесь полагаю, необходимо вспомнить вектор исследования трудов Жана Бодрийяра, а именно, его специфику фотографирования, поскольку именно фотография выступает и средством разлома симуляции и симулякров, средством разоблачение всего вымышленного. На мой взгляд, в духе школы философии Бодрийяра, и история может быть проиллюстрирована фотографией, однако есть фотографии, которые могут стать отдельным произведением, наделённым особым значением и смыслом. В данном случае фотография приобретает непосредственно особое значение, как нечто отдельное. В частности, в цифровой культуре (платформы YouTube, Instagram, Facebook и прочие) как раз очень важна визуальная составляющая. Исследование этих платформ — также отдельное направление визуальной социологии. То есть, мы имеем дело с визуализирующими средства, отражающими поведение людей и взаимодействие людей.
Так, визуальная социологи интересна тем, что работает со всеми фактами. О чем идет речь? Ролан Барт (французский философ, литературовед, эстетик, семиотик, представитель структурализма и постструктурализма) говорил, что требуется изучать «оператора» — того, кто делает фотографию. Таким образом подразумевается работа с памятью, психикой и восприятием. Также нужно изучать и «спектатора» — человека, который изучает и смотрит на фотографии. И увлечен этим занятием. И того, кто «пострадал от фотографирования» «спектрума» — кто, в итоге, оказался на фотографии, кого «отфиксировали в мгновении». Мы с этим сталкивались неоднократно, в Европе еще попробуй просто так кого-то сфотографировать, этот вопрос отдельно регулируется законодательством. Однако все эти разнообразные аспекты безумно интересны. И, кроме этого, в современном мире существует, на мой взгляд, и фактор роли «монтажера» или «конструктора», который улучшает фотографию. При этом «Апгрейд» делают даже в смартфонах.
Ещё действующие лица — «дизайнеры», которые работают и меняют фотографии, по факту, искажают фотографии. В хорошем или плохом смысле – это отдельная тема. Есть и «реконструкторы», восстанавливающие фотографии, впрочем, иногда это восстановление напоминает «конструирование с нуля». Данные явления фиксируются не только в фотосфере, но и в объективном мире. Мы наблюдали ряд исторических объектов, которые именовались «реконструированными», однако на самом деле представляли собой «конструкцию для туристов». По факту, новодел на основе либо наличия, либо отсутствия исторических памятников.
Максим Анатольевич, в качестве примера, полагаю, можно обратиться к Флорентийской (Тосканской) экспедиции, в которой Вы непосредственно принимали участие. Такие объекты, в том числе значимые и широко известные, не без заслуги СМИ, например, та самая знаменитая Пизанская башня.
— Да, и более того: когда мы, Экспедиционным корпусом приехали в Равенну, выяснилось, что и в этом старинном итальянском городе существует падающая башня, однако почему-то она как исторический памятник ажиотажа не вызывает. И для сравнения: Пизанская башня реконструирована, и она стала объектом безумия людей. Как известно, социальное взаимодействие бывает не только позитивное; оно может быть и безумным, что особенно ярко видно посредством влияния визуального объекта, поскольку объекты также влияют на человека. Как допустим, и оружие в руках неподготовленных людей влияют на них. В частности, возникает неконтролируемый импульс и даже агрессия. Так, наличие симуляционного объекта тоже часто «инициирует» определенные виды безумия — театра абсурда. Мы наблюдали как толпы людей, позируя, например, для фото, то руками пытались башню держать, то спиной, то даже языком… было какое-то страшное безумие в наблюдаемом. То есть, мы говорим о том, что социальное взаимодействие может быть связано как с техническими средствами, так и с измененными объектами.
Я не случайно так долго «веду мысль» к этим объектам, потому что как раз визуальная социология позволяет выявить, с какими фактами предстоит иметь дело. Допустим, перед нами отцифровка, изображение, которое мы нашли в интернете, и мы не знаем, кто над ним поработал – дизайнер, монтажер, конструктор или же это истинное, подлинное изображение. Вот почему так важно в исследовании «находиться на месте». Любое фото требует верификации хорошего фотографа, как, например, действительного члена Экспедиционного корпуса Алексея Самсонова. Он прекрасно владеет техническими визуальными технологиями и может верифицировать, при этом фото отражает действительность или реальность. Как реальность воздействует на людей, что происходит в действительности, как люди взаимодействуют в этом предметном контуре, в этом пространстве, с этим временем. И эти моменты они фиксируются. Мне очень нравится технология, применяемая в Экспедиционном корпусе, когда крайне подготовленные люди с фотоаппаратами могут отфиксировать пространство, время и события с разных точек. И в этом научном подразделении есть особая технология, кому интересно — стоит обратиться к монографиям, которые уже изданы. Олег Викторович с Алексеем разрабатывают данную тематику, и в результатах проведённых исследований есть на что обратить внимание. В частности, как вообще использовать фотографию как инструмент получения научных данных и их проверки.
В историческом плане всегда важно смотреть, с какими источниками предстоит работать, потому что люди сохраняют те исторические объекты, как определенные контуры взаимодействия, которые значимы. Контуры взаимодействии могут меняться. Короткая ремарка: недавно беседовал с коллегами с Польши, из Кракова, и те жаловались, что слишком много стало туристов, и этот факт ухудшает качество жизни жителей Кракова. Я не думаю, что это происходит в локдауне. Но в целом тенденция говорит о том, что контур туристический сформирован, что эти исторические объекты являются центрами притяжения. Они не являются просто частью жизни, но больше становятся объектами притяжения для разных людей, которые желают на эти объекты воочию взглянуть, рассмотреть, понаблюдать (причем без определённой постановки). Также есть экскурсоводы, которые объяснят, как воспринимать и смотреть на исторические памятники и прочие объекты. И эти моменты очень интересны в полевом исследовании.
Когда работает экспедиционный корпус, методы визуальной социологии, применяются как очень значимая часть комплексного подхода. На этапе первичной подготовки всё равно идут кабинетные исследования, исследуются вторичные источники, но они не должны доминировать, потому что точек зрения много, а источники не всегда достоверны. Кстати, об этом в последнее время писал Джаред Даймонд, политолог и ученый, поясняя, что всё-таки ещё письменный источник требуется верифицировать личным восприятием.
Затем следует сравнительно-сопоставительный анализ полученных данных. В Экспедиционного корпусе существует методика, позволяющая проверять, насколько объективны те или иные факты, что представлены в письменных источниках. Обязательна и следующая сопоставительная часть, когда идет первичный анализ фотографий и их дальнейшей анализ. Что лично мне импонирует — так это концепция, позволяющая с разных сторон проверить первичные полученные данные. Финальная же верификация идёт уже в ключе методического исследования визуальных источников. Так, говоря о визуальной социологии, отмечу: это очень хороший метод анализа отцифрованной культуры. И на этом этапе проверка фактов очень нужна; собственно, классификация фактов визуальной социологии позволяет проверить и соотнести те или иные работы с теми или иным фактам. Один из центральных векторов — работа с визуальными фактами.
Максим Анатольевич, соответственно, мы могли бы сделать такой вывод, что одним из преимуществ методологии визуальной социологии является то, что мы «уходим в сторону» от призм, от установок уже существующих норм и устоявшихся в какой-то мере взглядов, ценностей относительно предмет исследования, и мы сопоставляем фактическое и плод восприятия и видим тем самым, что есть симуляция, что есть правда, что есть вымысел и тд.
— Да, и мне бы хотелось привести в пример Ирвина Гофмана — один из сильнейших социологов, социологии повседневности. К слову, его взгляды очень трудно отнести к какому-то отдельному направлению, он об этом и сам говорил. Гофман, вероятно, и не подчёркивал принадлежность к определённой школе, но при изучении визуального он общался с известным психологом Полом Экманом, который, собственно, изучал психологию лжи. Гофман и Экман были друзьями. Сами по себе процедуры, описанные психологом, весьма понятны: сопоставление того, что говорит человек, с невербальными проявлениями, чаще всего это визуальные проявления, которые происходят во время этого общения. То есть, как раз верификация лжи часто связана с проверками визуальными факторами (по Экману). И эти подходы сегодня очень активно используются в криминологии. Если вы помните, когда был недостаток фотографических средств, использовали метод перехода от фотографического, визуального — к тексту. Ещё «эта метода» известна как «описание преступника».
На мой взгляд, прекрасная характеристика представлена в книге Богомолова «Момент истины», когда руководитель группы капитан Алехин просчитывал немецких диверсантов, опираясь на память, знания и описания самих фигурантов. В данном случае в книге показана «трансляция визуального в текстовое». Сейчас многие аспекты пытаются, наоборот, представить посредством описания важных характеристик, описания идентификации, методами сканирования лица, походки, поведения, и мы знаем, насколько в наши дни обсуждаемы стартапы, связанные с идентификацией людей; такие проекты обладают востребованностью и сулят большие гранты. Мы видим и результат, когда Фейсбук или другие социальные сети нам предлагают отметить идентифицированного друга или какого-то человека. И чаще всего эта идентификация — неплоха. То есть, это уже опосредование через отцифровку, фиксацию визуальных вещей и идентификация уже конкретных людей.
Соответственно получается, что таким образом визуальная социология использует следующий рычаг: образность сама по себе как таковая, в которую не привнесен дополнительный смысл человека, который этой образностью как-то оперирует. Вместо этого у нас сам по себе образ, без добавочных оценок, превалирует уже над текстовой частью, которая является вторичной системой данных.
— Именно так. В данном ключе мы обсудили эти процедуры, всецело связанные с тем фактом, что визуальных образ находится в центре. Он обладает своим смыслом, значением и его пытаются интерпретировать с помощью определенных компьютерных программ, чтобы получить некую информацию. Подобные исследования были, например, у психолога Брушлинского (Андрей Влади́мирович Брушли́нский — советский и российский психолог. Исследовал проблемы психологии личности и мышления, взаимосвязи сознания и бессознательного, внутриутробного развития психики. Член-корреспондент АН СССР, академик РАО), который занимался изучением идентификации по реакциям, например, во время прохождения контроля на таможне в аэропорту. То есть, подобные системы разрабатывались и разрабатываются сейчас очень активно.
Визуальная социология – это тот инструментарий, который можно направлять просто в разные предметы исследования, но в центре — все равно люди и социальное взаимодействие. Поэтому я думаю, что сейчас ещё больше будет актуализация визуальной социологии. Это происходит и в мире социологов, потому что они любят визуальную социологию. Кстати, дети тоже любят визуальную социологию, потому что в центре изображения, если вы помните, дети хуже читают текст, чем смотрят картинки. И этот фактор используют как раз компьютерные социальные сети: движущиеся картинки дети смотрят лучше, чем вникают в происходящий процесс. То есть, да, визуальная социология – очень сильный инструмент. И, к сожалению, он был достаточно долгое время не использован, потому что на некоем этапе предпочитали больше работать со статистикой, математически. Но математические методы применимы и к визуальной социологии, это одна из тенденций будущего.
Я так понимаю, математические методы применяются уже на последующей, аналитической стадии, потому что изначально всё равно должен быть материал, должен быть срез, с которым ты работаешь. И уже после того, как эта руда собрана, анализ позволяет поддержать или опровергнуть ту или иную гипотезу или просто наметить какой-то исследовательский курс, уже затем на основании полученной эвристической модели или подхода мы можем применять статистические методы. Они все равно будут вторичны.
— Да, эта методика тоже понятна, она часто используется — в частности, в контент-анализе, в котором считаются сюжетные или смысловые единицы или повторяемость тех или иных вещей. Например, визуальная социология рассматривает серию фотографий различных периодов или одного, строго определённого периода, что тоже позволяет выделить эти закономерности. В данном ключе как раз расширение поля социологических методов позволяет работать с этой рудой. Но саму руду надо еще добыть.
Собственно, об этой добывающей стороне хотелось бы далее задать следующий вопрос, Украину исследовать достаточно сложно, особенно сегодня в 21 веке к тому моменту времени, когда вся эта «цифровая масса» документальности, каких-то документов, трактатов, которые ранее не существовали, но теперь находятся. Вот можно ли современную Украину исследовать без визуальной социологии?
— Я думаю, что очень сложно, по одной простой причине. Существует сейчас два абсолютно, может дополняющих, а может противоречащих друг другу, направления. Первое направление – это исследование исторических фактов с помощью исключительно текстовых документов. Но возникает очень важный момент — это момент артефакта, наличия этого текста, который хранится в архиве, например, книга. И исследователь в перчатках, в специальных условиях только может работать с книгой, просто переворачивать страницы нельзя, иначе артефакт не сохраняется; в частности, мы говорим о древних, написанных от руки или разрисованных, манускриптах. Есть и оцифрованные. Ранее были отфотографированные. Несколько десятилетий назад из архивов присылали даже такие пленки, на которых мы могли посмотреть архивные документы об определенных вещах, там был библиотечный фонд, архивный фонд, который отвечал за эти плёнки. То есть, центральным подходом выступало фотографирование, опосредование данных через фотографию. Сейчас используется оцифровка. И вот тут в таких условиях необходимо верифицировать. Этот артефакт действительно существует или он создан дизайнером, конструктором или реконструктором? Вот этот важный визуально-социологический момент присутствует всегда.
Второй аспект: в ключе работы с текстовыми документами происходит настоящее противостояние, война историографов на предмет выявления достоверности документов, их трактовки, верификации фактов, описанных на старицах документа и так далее. И часто за этими спорами теряются сами процессы и механизмы происхождения тех или иных явлений, что вообще двигало человечеством. И оценка автора на данном этапе может сильно повлиять на исход исследования: каков же будет вывод эксперта — человека авторитетного, значимого в науке и т.д.
Визуальная социология снимает эти вопросы. Почему? Фиксация объекта происходит в современности — в том виде, как это существует сейчас, а не в тех наслоениях, которые уж связаны с существующей интерпретацией, с придумыванием, вымыслом. «Здесь и сейчас» происходит фиксация факта ровно в том состоянии, в котором он существует. В Украине сложность исследований заключается и в том, что ходу верификации мешает политизация. У нас историческую память используют как орудие информационных войн. И обращение к учёным часто не приносит выгоды политикам, потому что учёные начинают рассказывать об источниках.
Другое дело, когда работает Экспедиционный корпус, в частности, и на территории Украины. В чём сила? Первое, в компаративистике, в сопоставительном научном подходе по существенным характеристикам. Это значит следующее: эксперты приезжают и изучают исторические объекты в том состоянии, в котором они существует сейчас. Понятно, что может быть обнаружена многослойность, палимпсест… Мы обсуждали ранее город Крумлов. Коллега рассказывал, что когда они, работая на одном объекте, сняли штукатурку — первый слой — обнаружили одни фрески. Второй слой сняли — уже другие, «вторые фрески». Со снятием третьего слоя произошло то же самое. А потом исследователи остановились и задались вопросом: сколько же слоев требуется снять, чтобы объект «считать историческим памятником»? Исторические памятники соединяют в себе воедино разные эпохи или разные этапы. И этот же принцип соотносим с исследованиями украинской среды.
Где появляется точность и достоверность? Где мы можем проверить, какой слой за что отвечает? И что полученный вывод — верен? Более того, не секрет, что часть документов в архивах просто уничтожено. И уничтожается даже сейчас – этот процесс продолжается…
— Этот процесс продолжается. И об этом тихо говорят, но все-таки говорят с болью. Да, было несколько этапов, когда архивы полностью уничтожались. Например, на определённой территории это было связано с Великой отечественной войной. Или со временем гражданской революции, когда часто памятники сохранялись энтузиастами. В Запорожье таковым был Яков Новицкий. Но опять же, его городской архив тоже почему-то разбросан в совершенно разных библиотеках, архивах и т.д. Возникает крайне много вопросов по поводу полноты печатных документов и точности — насколько эти документы соответствуют изначальному варианту? Поэтому не случайно наиболее интересные учёные и историки «снуют» по всем архивам, где только могут. В моей практике есть очень хороший пример – профессор Анатолий Васильевич Бойко, который многое сделал в ключе работы с архивными данными. И его сын сегодня продолжает данную линии исследований. Вплоть до того, что был такой эпизод, когда к нам приезжал из Литвы профессор Людас Мазюлис, он искал «один документ». И Петр Бойко (сын Анатолия Васильевича) посоветовал, где начать ему поиски, и профессор Мазюлис действительно отыскал необходимый документ. К слову, им оказался «Универсал о независимости Литвы». И так профессор Мазюлис стал чуть ли не «Индианой Джонсом Литвы». Ему даже один бизнесмен передал 1 миллион евро за открытие.
То есть, вот такая история показывает, что есть у нас прекрасные знатоки архивного дела, а за их плечами — действительно хорошая школа историографии. Вот эти факты — присутствуют. С другой стороны, когда нет бережного отношения к архивам, возникает большой вопрос – в первую очередь, к наличию самих документов. Как быть после нескольких зачисток и уничтожения именно документальной исторической памяти? И когда документальных свидетельств нет, у нас остается один самый важный источник – это визуальная социология. Может быть, я несколько преувеличиваю её роль, но дело в том, что достоверность фактов, которые и уточнят визуальная социология, позволяет мне сделать именно этот вывод. Поэтому исходя из изложенного, как раз Экспедиционный корпус часто работает, прежде всего, методами визуальной социологии, изучается фотография, позволяющая фиксацию момента и исторического факта. Поэтому я думаю, что данное научное направление будет обязательно развиваться, оно будет усложняться техническими средствами. Например, мы видели в Гейдельберге, как специальными средствами «просвечивали» территорию исторического объекта в поисках фундамента некогда разрушенных зданий. В целом, очень интересные технологии уже разрабатываются. Сейчас подобные подходы применяют в археологии. Дальше технологии станут усложняться. Но описанный технологический вектор «не снимает вопрос» о сохранившихся объектах, которые носят характер подлинности. Именно такие объекты Экспедиционный корпус ищет, изучает и сопоставляет полученные методами визуальной социологии данные с символической психологией, социологическими данными, в частности, макросоциологии, предполагающей сопоставление разных объектов, разных стран, в понимании закономерности, например, в постройке города, в создании систем, которые фор — мируют личность в городе.
Выходит, без визуальной социологии — никак, ведь это еще инструмент исследования среды, а не просто каких-то её материальных останков или от — печатков.
— Да, и как раз очень важный момент связан и с социологией города, и социологией криминала. И, к слову, сейчас в научных кругах утверждают, что ближайшее время большинство населения станет жить в городах — да и уже 50 базовых мегаполисов обладают большим доходом, 90% доходов всего мира. Это наблюдение имеет особое значение как раз для исследования города методами визуальной социологии. И не только города – но и других населённых пунктов как среды, определяющих становление и рост личности.
И естественно, как же без визуальной социологии, без её подходов, если не понимаешь суть и основы политизации. Тех самых процессов, которые чужды не только нашему времени, но и честно говоря, прежним эпохам: что век тому назад, что несколько веков тому назад, аспекты не меняются. По сути, если мы будем говорить о 20 веке, даже существующая документальная база, которая формировалась в тот момент времени, она все равно проходила через призму социальных и политических установок. Поэтому нередко, если мы видим те или иные документы, содержание которых выставляют Украину в каком-то свете, чаще всего так происходит в виду того, что существовал определённый социальный и политический заказ. И если даже заказа не было, все равно призма обязательно существовала. Соответственно, мы могли бы сказать, что, двигаясь в сторону от политических установок, уходя в сторону от других культурных, социальных, психологических установок, мы можем посредством визуальной социологии, как говорили древние, «зрить в корень, а не растекаться мыслью по древу».
— Именно так, мне нравятся эти аналогии. Да, это как раз сопоставимо с визуальным — «посмотреть в корень». Поэтому, конечно, визуальная социоло — гия важна и в понимании закрытых систем. Например, криминальные системы они точно не стремятся быть публичными. А если стремятся, то только в очень ограниченной, тактической схеме. А как тогда работать с этими категориями «Х»? Так или иначе, визуальная социология – сильный инструмент.